— Товарищ майор, часовыми обнаружен советский катер, подошедший к нашему берегу, — и, наклонившись к уху, что-то зашептал ему.
Пока они переговаривались, я быстро осмотрелся. В блиндаже присутствовали восемь человек, связисты, командиры и политработник в звании политрука. Спокойно отойдя от входной двери, подошел к майору. Вытянувшись, представился:
— Капитан Михайлов, личный порученец генерала армии Жукова.
Судя по вытянувшимся лицам майора и других командиров, такого от неизвестного оборванного капитана они не ожидали.
— Майор Гаранин, командир сто четвертого стрелкового полка восьмой дивизии, — озадаченно представился майор. Вслед за ним представились остальные.
— Политрук Волгин, исполняющий обязанности замполита полка.
— Капитан Романов, начальник штаба.
— Старший лейтенант Карасев, командир второго батальона.
— Лейтенант Сусанин, командир взвода связи, — представился последним щупленький лейтенант в очках на покрытом веснушками лице.
— Товарищ капитан, а что с вами случилось?
Удивление майора было понятно, порученцы в таком виде не ходили. Комбинезон я скинул еще пред встречей с девушками, и хождение в форме по лесу не способствовало улучшению ее внешнего вида.
Назваться порученцем генерала меня заставило ощущение, что если на них не надавить, то ничего я не добьюсь. Поэтому, сделав властное лицо и уверенно окинув взглядом блиндаж, я присел за стол, сколоченный из досок, и сказал, повернувшись к начштабу:
— Бумагу и карандаш, капитан.
Взяв протянутый листок и новенький химический карандаш, стал составлять донесение. Но тут вышел из оцепенения молчащий политрук и спросил вкрадчивым голосом:
— Товарищ капитан, а можно ваши документы посмотреть?
Бросив на него жесткий взгляд, я сказал, тяжело роняя слова:
— У меня их нет, политрук. Выполняя задание Георгия Константиновича, я попал в окружение в районе Борисова…
Похоже, политработник уже представлял у себя на груди новенький орден за пойманного шпиона.
В это время дверца входа отворилась, и в блиндаж вошел командир с малиновыми петлицами. Встряхнув снятую фуражку, он повернулся к нам. Понятно, особист. Судя по лейтенантским кубикам, сержант госбезопасности.
— О, у нас гости?
Что-то знакомое было в этом особисте. Быстро прокрутив память Шведа, я узнал в нем Андрея Серебровского, сына белого генерала, а также немецкого диверсанта. Глядя на него, я прокручивал в голове свои действия. Андрей в это время, с улыбкой окинув взглядом помещение, подошел к майору и, сев рядом, с интересом посмотрел на меня.
— Привет, — кивнул я ему и добавил: — Давно не виделись. Товарищ майор, мы тут с лейтенантом пошепчемся. Не возражаете?
— Нет, не возражаю! — Связываться с всесильным НКВД майор явно побоялся.
Остальные тоже промолчали. Мы с Андреем вышли из блиндажа и, отойдя на сотню метров, тихо заговорили.
— Каким ветром тебя занесло сюда, Вацлав?
— Попутным, Андрей, попутным. — Мы говорили очень тихо, стоя близко друг к другу, чтобы никто не услышал.
Пришлось немало потрудиться головой, чтобы объясниться с Серебровским. Он легко съел информацию, что я иду в виде пятой колонны на Могилев, помогать немецким дивизиям захватить город. И также мне легко удалось договориться о подтверждении им моего статуса порученца Жукова, якобы мы встречались раньше в штабе фронта. Вернувшись в блиндаж, Андрей веско сказал свое слово о том, что я действительно порученец генерала и более геройского командира ему встречать еще не приходилось. После Серебровского взял слово я. Сначала сообщил о тяжелом положении советских дивизий, окруженных в Могилеве. После чего, объяснив присутствующим командирам, что мой катер идет в город, попросил помочь окруженным дивизиям боеприпасами, продовольствием, медикаментами и всем необходимым, выложив полный список перед майором.
— Осторожно грузи. Да тихо ты! — слышался громкий шепот боцмана, когда таскавшие ящики бойцы гремели чем-нибудь тяжелым. Подойдя к орудийной башне, я заглянул внутрь и спросил у Суркова, хорошо видного при свете включенных плафонов внутреннего освещения башни:
— Сколько снарядов загрузили на катер, старшина?
— Два полных БК — один в трюме, другим дополняю использованный боезапас, товарищ капитан.
— Хорошо, работай.
Подойдя к тихо матерящемуся боцману, сказал:
— Через десять минут отходим. Готовьтесь.
— Да нас так нагрузили, товарищ капитан, что мы днищем будем везде дно цеплять.
— Не ворчи, боцман, а готовься.
— Хорошо, товарищ капитан.
Сбежав по сделанным саперами мостикам на берег, я подошел к группе командиров, тихо переговаривающихся между собой. Отведя в сторону Андрея, спросил его:
— Плоты эти, откуда они?
— А, тут переправилась группа бойцов, бежавших из лагеря, так это их плоты.
— Где они?
— Да по законам военного времени за сдачу врагу в плен поставили к стенке. Хе-хе, сам командовал расстрельной командой.
Сжав крепко челюсти, я тихо спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно:
— Всех расстреляли?
— Почти всех. Как ни возражал майор, я быстро подвел всех под измену.
— Почти всех? Кто-то выжил?
— Нет, никто не выжил. Нескольких не успели расстрелять, сами сдохли. А чего это ты так ими заинтересовался?
— Надо было выяснить, как они сбежали из плена, — ответил я честно и, попрощавшись с ним, по мосткам взбежал на катер. — Отходим, — скомандовал я.